– Да ты с ума сошла! – возмутилась Надя. И попыталась воззвать к логике: – Времени – полночь, сейчас метро закроется.

– А я на этом метро вонючем и так сроду не езжу, – хмыкнула школьница. – А таксистов – полная Москва. Так что давай, диктуй. Сейчас буду.

– Лера, спасибо, конечно, но это лишнее, – мягко сказала Надя.

Но переупрямить юную красавицу оказалось совсем не просто:

– Я сама знаю, что лишнее – а что нет. И вообще – ты дура!

– Что?

– Да то! Тебе сейчас поддержка нужна, понятно? Вот я тебя и поддержу. И не надо, как последний ишак, упрямиться! – Лерочка слегка сбавила тон: – Пожалуйста, Наденька, скажи мне свой адрес. Я ненадолго подъеду. Только чайку с тобой попьем, ты плакать перестанешь – и я сразу назад.

…В конце концов – почему нет?

Ведь полностью одинокую ночь даже представить себе невозможно. А Полуянова она, вполне возможно, сейчас и не разыщет.

И Надя продиктовала Лерочке адрес.

– Недалеко. Буду через двадцать минут, – заверила новая подружка.

И – явилась точно, как обещала, – Надя едва успела переодеться, умыться и поставить на плиту чайник.

Первым делом девушки обнялись – и Митрофанова очень удивилась, когда поняла: объятия взбалмошной красавицы неожиданно ее успокоили. Красота ей гармонию, что ли, подарила?

– Пойдем, Лерочка, в кухню, – позвала Надя. – Чайник я же поставила. Правда, у меня только сушки есть…

– Сгодятся и сушки. И даже просто хлеб, если найдется. Я обычно углеводы, правда, не ем, но сегодня – плевать, – сказала Лерочка. И объяснила: – Мне ведь тоже толком пожрать не дали…

И рассказала про явление милицейских. А Надя, в ответ, – про жуткую картину, которая ждала ее в офисе Марата. И про бесконечный допрос. И про подписку о невыезде…

– Как ты думаешь, Лер, что происходит? – устало спросила Митрофанова, когда рассказ был окончен. – Я вообще ничего не понимаю…

– Ох, Надь, выкинь пока из головы, – скривилась Лера. – Даже говорить больше об этом кошмаре не хочу. Налей мне лучше чаю еще. И сушек подбрось.

Надя налила – полную чашку. Выложила в вазочку новую порцию сушек. Посмотрела на Лерочку, подумала: «А ведь я, оказывается, ей благодарна!» И сказала:

– Что-то, подруга, меня ты утешаешь – а сама тоже выглядишь кисло. Бледная. И лицо осунулось.

– Да ладно! – Лерочка приготовилась было щетиниться – а как иначе, если какая-то «старая девушка» тебя в страхолюдины записывает?

– Нет-нет, ты все равно ужасно красивая, в смысле – очень красивая! – поспешно поправилась Надя. – Просто вид уставший. Скажи – ты нормально себя чувствуешь?

«Ох уж эти библиотекарши! Ты приезжаешь – ее поддержать, а вместо этого – святая душа о тебе беспокоиться начинает!» – удивленно подумала Лерочка. И угрюмо спросила:

– Ты врач, что ли, – про самочувствие спрашивать?

– Нет, не врач, – спокойно ответила Надежда. – Но когда-то – собиралась поступать в медицинский. И мама у меня медсестрой была. Так что немного разбираюсь. – Она секунду поколебалась и прибавила: – Впрочем, если не хочешь – не говори.

– Да что ты затрепыхалась – «хочешь, не хочешь»? – пожала плечами Лера. – Ну, колбасит. Ну, хреново немножко. Подумаешь! Пройдет.

– Что значит – «колбасит»? – строго спросила Надя. – Ты имеешь в виду – знобит?

– Ну, точно: доктор! – хмыкнула Лера. Но на вопрос все же ответила: – Нет, не знобит. Просто неможется. Слабость. Тошнит. И голова кружится. Так это с недосыпа, наверно…

– Тошнит? – подняла бровь Надежда. – А, извини за вопрос, задержки у тебя нет?

– Ну, ты как моя мамочка, – поморщилась Лера. – Та тоже: огурца соленого не съешь, сразу косится… Нет у меня никакой задержки. И вообще, к твоему сведению, я еще девушка!

– Не сердись, Лерочка, – тут же всполошилась Надя. – Я просто пытаюсь понять. Скажи: а затылок у тебя не болит?

– Да ничего у меня не болит. Просто такое ощущение – будто силы кончились. Разом. Выспаться надо, и все пройдет…

– Ты говоришь: тошнит, – не сдалась Надя. – Все время – или только иногда?

– Вот, далось тебе… – проворчала Лера. Но все-таки объяснила: – Даже скорее и не тошнит. А просто – будто в желудке какая-то невесомость. Да это из-за той миомы, наверно!

– Какой еще миомы? – удивленно воззрилась на нее Надя.

– Ой, а я тебе не рассказывала? – удивилась Лера. – Так мне ж неделю назад миому вырезали. Это, знаешь, такая маленькая опухоль. Где-то внутри. Нестрашная. Доброкачественная.

– Я знаю, что такое миома, – кивнула Надя. – Но откуда она у тебя взялась?! Они ведь обычно у совсем взрослых женщин бывают. После тридцати.

– Ну, уж не знаю откуда, – развела руками Лера. – Врачиха тоже сказала – случай довольно редкий. Жизни, говорит, не угрожает – но лучше бы чикнуть. Чтоб в рак не переродилась.

– И что?

– Ну, и чикнула. Под общим наркозом. Я ничего и не почувствовала.

– Подожди, – озадаченно сказала Надя. – Врачиха – конечно же, гинеколог?

– Нет, патологоанатом, – усмехнулась Лера.

– Из женской консультации? Но там ведь не оперируют… Она тебя в больницу, что ли, направила?

– Ну да, попрусь я еще в женскую консультацию. И тем более – в больницу, – презрительно фыркнула Лерочка. – Ты, Надька, тормоз, что ли? Не помнишь, где мы с тобой познакомились?

– А! Клиника доктора Блохиной! – вспомнила Надя.

– Ну, наконец-то. Дошло, – снисходительно усмехнулась Лера.

– И прямо в этой клинике тебе миому вырезали? – недоверчиво переспросила Надежда.

– Ну да, – пожала плечами Лерочка. – У них там и операционная есть, и стационар однодневный, все круто, сплошняком мрамор, в палате – шелковое белье… В общем, полный сервис.

– Сколько же это стоит? – с придыханием поинтересовалась Надя. – Там расценки, я посмотрела… Моих денег только на пару анализов и хватило. А лечиться – они у меня анемию нашли – мне у них не по средствам.

– Халява. В смысле – мне была халява. Марат платил, – не без гордости доложила Лера. – За счет, сказал, фирмы.

– А мама твоя знает? – вдруг спросила Надя.

– Да ты что?! – испугалась Лерочка. – Маман у меня такой паникер – я ей даже про ноготь не рассказывала, когда однажды нарывал… А тут еще круче было. Как с этим уколом пришлось прятаться – вообще цирк!

– Какой еще укол? – не поняла Надя.

– Ну, для миомы этой. Они мне неделю перед операцией уколы кололи. У них, в клинике. Чтобы, сказали, вырезать легче было, под минимальным наркозом – новая какая-то технология, только у них применяется, – объяснила Лера. – А еще одну ампулу с собой дали. Велели вечером, перед операцией, в брюхо сделать. Самой. Чтобы, что ли, мышцу какую-то заранее расслабить. Я сначала боялась, но они сказали, что в пузо – совсем не больно. И иголочка тоненькая…

– И что?

– Не наврали. Правда, не больно. И делать удобно – лекарство прямо в шприце, иголка в целлофан запаяна. Распаковывай – и фигарь.

– Как интересно! Никогда про такое не слышала… – заинтересовалась Надя. – А что за лекарство? Название не помнишь?

– Нет. Там не по-русски написано. Элитное, короче, какое-то средство.

– Ну, а после операции тебя Блохина смотрела?

– Ясное дело – полный, как говорится, комплекс услуг. Через три дня я к ней приезжала. Врачиха сказала, что все типтопчик. И витамины подарила какие-то импортные – чтоб организм быстрей восстанавливался. Да я тогда и чувствовала себя нормальком. Только вчера расклеилась…

– Так надо было сходить к ней еще раз!

– Ты не помнишь, что ли – мы вчера весь день на съемках торчали? А сегодня меня маман сразу после школы (о встрече с Полуяновым Лерочка умолчала) домой погнала…

– Здоровье важнее, – назидательно произнесла Надя.

– Ага, важнее. А платить кто будет – если, ты говоришь, у них расценки зашибенные? Раньше-то Марат за все башлял, а теперь? Ничего, Надька, страшного – переживем!

– Да, конечно, переживем, – согласилась Митрофанова.

Взглянула на часы, обнаружила, что уже два ночи, – и опять переполошилась: